«Пена дней» и другие истории - Борис Виан

он, – какими они были. Вот и все.

– И это внушает вам желание туда вернуться? – произнес Ляпис, саркастически посмеиваясь.

– Это не желание, а нечто другое, – сказал Вольф. – Это неотвратимо.

– Фу!.. – хмыкнул Ляпис. – Вы меня смешите.

– Почему у тебя, когда ты с Хмельмаей, такой идиотский вид? – перешел в наступление Вольф. – Может, ты мне объяснишь?

– Отнюдь, – сказал Ляпис. – Мне нечего вам об этом сказать, ничего ненормального не происходит.

– Ты оправился, да? – сказал Вольф. – Потому что сделал это только что с возлюбленной из квартала? И ты считаешь, что с Хмельмаей теперь тоже все пойдет на лад? На ладан, можешь спать спокойно. Стоит тебе снова оказаться с ней, как этот тип опять примется донимать тебя.

– Нет, – сказал Ляпис. – Нет, после того, что я сделал.

– А только что, в кровянке, ты разве его не видел? – сказал Вольф.

– Нет, – сказал Ляпис.

Он нагло лгал.

– Ты лжешь, – сказал Вольф. И добавил: – Нагло.

– Скоро ли доберемся? – сказал Ляпис, стремясь переменить тему, поскольку продолжать эту становилось невмоготу.

– Нет, – сказал Вольф, – еще добрых полчаса.

– Я хочу поглядеть на пляшущего негра, – сказал Ляпис.

– Это у ближайшей развилки, – сказал Вольф. – Через пару минут. Ты, пожалуй, прав, это будет неплохо. Кровянка – дурацкая игра.

– В следующий раз, – сказал Ляпис, – будем играть только в задери-подол.

Глава XXII

И тут они очутились в том самом месте, откуда можно было увидеть, как пляшет негр. Снаружи негры уже не пляшут. Всегда найдется прорва готовых на них поглазеть придурков, и негры считают, что их тем самым выставляют на посмешище. Ибо негры очень обидчивы – и у них есть на то основания. В конце концов, белая кожа – это, в общем-то, просто отсутствие пигмента, а не особое качество, и неясно, почему те, кто выдумал порох, претендуют на превосходство над всеми остальными и им должно дозволяться бесцеремонно вмешиваться в куда более интересную и совершенно иную сферу музыки и танца. Вот почему негр не нашел ничего покойнее, чем этот уголок: пещеру стерег охранник, от которого, чтобы увидеть негра, необходимо было избавиться, и поступок этот служил в глазах танцующего своего рода пропуском: если твоего желания увидеть танец хватает на то, чтобы изничтожить охранника, то право свое на его лицезрение ты завоевал, проявив при этом далеко заводящее отсутствие предубеждений.

Впрочем, обосновался негр в пещере почти со всеми удобствами: специальный трубопровод поставлял ему снаружи свежий воздух и солнце. Он выбрал себе довольно просторный, с высоким потолком отнорок, украшенный красивыми кристаллами оранжевого хрома; там он развел тропические травы и колибри, сдобрив их необходимыми специями. Музыку негр извлекал из усовершенствованной системы, которая играла дольше долгоиграющей. По утрам он по частям разрабатывал те танцы, которые полностью, со всеми деталями исполнял вечером.

При появлении Вольфа и Ляписа он как раз собирался начать танец змеи, в танце этом задействован лишь участок тела от бедер до кончиков пальцев ног. Негр вежливо подождал, пока они подойдут поближе, и начал. В качестве аккомпанемента воспроизводилась чарующая мелодия, расцвеченная низким тембром пароходной сирены, которую при записи пластинки на скорую руку заменил оркестровый баритон-саксофон.

Вольф и Ляпис, примолкнув, следили за танцем. Негр был очень ушлый: он знал не менее полутора десятков способов двигать коленными чашечками, что было неплохо даже для негра. Мало-помалу танец заставил позабыть все неприятности, машину, муниципальный совет, Хмельмаю и кровянку.

– Я не жалею, что мы пошли через пещеру, – сказал Ляпис.

– Еще бы! – ответил Вольф. – Тем более что в этот час снаружи темно. А у него еще есть солнце.

– Стоило бы остаться жить вместе с ним, – подсказал Ляпис.

– А работа? – усомнился Вольф.

– О да, работа! Еще бы! – сказал Ляпис. – Да нет, вы просто хотите вернуться в проклятый застенок вашей клети. Работа – удачный предлог. Ну а я хочу удостовериться, вернется тот человек или нет.

– К черту! – сказал Вольф. – Гляди на негра и оставь меня в покое. Когда смотришь на него, думать не тянет.

– Естественно, – сказал Ляпис, – но мне еще не совсем чужда профессиональная этика.

– Да провались ты со своей профессиональной этикой, – сказал Вольф.

Негр широко им улыбнулся и замер. Танец змеи окончился. Лицо негра было усеяно крупными каплями пота, и он утерся обширным носовым платком в крупную клетку. Затем он без проволочки приступил к танцу страуса. Он ни разу не ошибся, ежесекундно изобретая и выстукивая ногами все новые и новые ритмы.

И в конце этого танца он улыбнулся им во весь рот.

– Уже два часа, как вы здесь, – очень объективно заметил он.

Вольф посмотрел на часы. Так оно и было.

– Не надо нас в этом упрекать, – сказал он. – Мы были просто зачарованы.

– Это для того и того-этого, – констатировал негр.

Но Вольф, непонятно почему, вдруг почувствовал – всегда сразу же чувствуешь, когда негр начинает обижаться, – что они уже пробыли здесь слишком долго. Пробормотав слова сожаления, он простился.

– До свидания, – сказал негр.

И вновь переключился, теперь – на шаг хромого льва. Перед тем как вернуться в главное подземелье, Вольф и Ляпис оглянулись в последний раз – в тот самый миг, когда негр делал вид, что нападает на ангорского онагра. Потом они свернули, и негр исчез из виду.

– Черт! – сказал Вольф. – Как обидно, что нельзя остаться здесь подольше!

– И так уже здорово опаздываем, – сказал Ляпис, ничуть не убыстряя при этом шага.

– Сплошные разочарования, – сказал Вольф. – Ведь от этого ничего не остается.

– Чувствуешь, что тебя обделили, – сказал Ляпис.

– А если бы и оставалось, – сказал Вольф, – все равно итог тот же самый.

– Но никогда не остается, – сказал Ляпис.

– Нет, – сказал Вольф.

– Да, – сказал Ляпис.

Трудно было все это распутать, и Вольф решил сменить тему разговора.

– У нас впереди целый день работы, – сказал он.

Подумал и добавил:

– Она-то остается.

– Нет, – сказал Ляпис.

– Да, – сказал Вольф.

На сей раз им пришлось замолчать. Они шагали быстро, земля у них под ногами начала повышаться и вдруг обернулась лестницей. Справа в караулке на карауле стоял старый караульный.

– Чего это вы тут шныряете? – спросил он у них. – Собрата-то моего замочили на том конце?

– Не очень сильно, – заверил Ляпис. – Завтра он просохнет и опять будет на ногах.

– Тем хуже, – сказал старый охранник. – Сознаюсь, что я-то не прочь повидать людей. Успехов, ребятки.

– Если мы вернемся, – спросил Ляпис, – вы позволите нам спуститься?

– Само собой, – сказал старый охранник. – Прямо по инструкции – достаточно будет пройти через мое тело, а не труп.

– Договорились, – пообещал Ляпис. – До скорого.

Снаружи все было в серых, мертвенно-бледных разводах.